Этим материалом мы открываем серию статей, связанных с более чем вековой деятельностью ведущей газеты нашего региона…
На столе передо мной, сотрудником пресс-службы Государственного архива новейшей истории Костромской области, лежит опись № 8. Что предполагает, как вы понимаете, наличие описей №№ 1-7, а также (хоть этого вы знать не можете) еще и описей №№ 9 и 10. Все эти папки с перечнем входящих в них дел составляют фонд № 3575, хранящий тысячи бумаг, касающихся «Северянки», а информация, выуженная из них, будет в той или иной степени использована в написании данного и последующих очерков. Притом именно опись № 8 включает самые ранние и, пожалуй, наиболее любопытные из имеющихся на хранении документов по газете – за 1926-32 гг.
«В январе 1925 года, – начинает свое предисловие к «восьмой» моя прежняя коллега, главный хранитель фондов, – ежедневная газета «Красный мир»… была переименована и получила название «Северная правда», а ее выпуском стало заниматься одноименное издательство». Далее упоминаются «дочерние» издания «Северянки»: газеты «Смена» и «Борона», а также журналы «Октябрь» и «Шмель». Мы еще будем иметь возможность рассказать об этих неординарных свидетелях «красной эпохи», но сегодня поговорим о важном и злободневном по сей день правовом акте…
Который раз убеждаюсь, что едва ли не всё новое – это хорошо (или плохо) забытое старое. Надо вам сказать, что первый коллективный договор в России был заключен еще в 1904 году и уже тогда основывался, между прочим, на взаимном согласии между рабочими и, скажем, фабрикантами. Однако к концу 1920-х гг. он представлял собой соглашение нанимателя с профсоюзом, представляющим интересы трудящихся. Этому благому в целом поветрию отдала дань и местная газета, заключившая «Коллективный договор на сотрудников редакции и конторы «Северная правда», «Борона» и «Смена», между издательством и Костромским Губернским Отделом Профессионального Союза Работников Просвещения СССР. Со стороны журналистов его подписали редакторы изданий, соответственно «тт. Шпаер, Хитрин и Завьялов». Договор вступил в силу с 1-го января 1927 года и действовал, почему-то, лишь в течение 6 месяцев, т.е. до 1 июля, впрочем «с правом автоматического продления», которым позднее и воспользовались.
Честно говоря, есть ощущение, что уже в первые свои годы СССР крепко стоял на ногах. В стране, по крайней мере, в сфере трудового законодательства было немало порядка, о чем свидетельствовало не только наличие самого колдоговора, но и тот факт, что наблюдение за его выполнением и «разрешение всех споров и конфликтов, возникающих на почве его применения», возлагалось на специально созданную Расценочно-Конфликтную комиссию (Р.К.К.).
Очевидно также, что юные советские профсоюзы уже сумели набрать силу и пользовались существенным влиянием, поскольку один из первых пунктов документа звучал так: «Администрация обязуется принимать на работу в первую очередь членов профсоюзов». И как в этой связи не вспомнить героев «Золотого теленка», «сыновей лейтенанта Шмидта» Остапа Бендера и Шуру Балаганова, которые, обедая, были вынуждены удовлетвориться квасом, поскольку в кооперативной общепитовской точке «Пиво отпускается только членам профсоюза».
Да вот и месткому – низовому подразделению профсоюзной организации, осуществляющему свою деятельность непосредственно на предприятии или учреждении – отводилась значимая роль. Он, по меньшей мере, должен был «ставиться своевременно в известность администрацией о всякой открывающейся вакансии, одновременно с посылкой в посредническое бюро (ныне – служба занятости) требования на служащих, рабочих…».
К слову и понятие «месячный срок испытания», как видим из текста, «ноу-хау» отнюдь не новейших лет. Таковой, например, мог устанавливаться «для высшего административного технического персонала, для литературных и ответственных работников». И, конечно же, зафиксировано, что «при сокращении штатов в первую очередь, при равной квалификации, увольняются не члены союза». Но уже следующее положение не может не подкупать: «…одинокие женщины, а также женщины, являющиеся единственными работницами в семье, пользуются при прочих равных условиях преимущественным правом оставления, беременные женщины могут быть уволены не иначе как с разрешения инспектора Труда».
Вероятно, современным работникам редакции не будет безразличен вопрос оплаты труда их прежних собратьев по перу. Надо сказать, что зарплата регламентировалась «Тарифным справочником Союза Работников Просвещения», который опирался на 17-разрядную тарифную сетку. Выплаты производились два раза в месяц – 16-го и 1-го числа, а литературных гонораров – 5-го и 20-го. Ставка первого (самого низшего) разряда составляла 13 рублей 10 копеек, но благодаря увеличивающим коэффициентам (от 1, 2 до 8.0) заработок сотрудника лежал в пределах между 15 и 105 рублями.
Для справки: средняя зарплата гражданина образца 1927 года была равна 63 рублям. Это при том, что 1 килограмм хлеба стоил 20 коп, колбасы – 70, сахара – 79, масла – 1 руб. 50 коп. 1000-граммовый «кирпич» чая тянул на 3 рубля, а за ящик (?) махорки надо было выложить 26 полновесных советских рублей. Дорого, нет ли, но, очевидно, что при низшей 15-рублевой месячной ставке недолго было и «протянуть ноги», хотя если таковая и применялась, то общий доход работника, видимо, увеличивался за счет различных доплат. Материал, сданный в ночную редакцию, а также писательство «в праздничное время и в воскресные дни оплачивались в двойном размере, практиковалась прибавка и за переработки. В любом случае, наши «давние» коллеги, жившие, думается, исключительно «на одну зарплату», вряд ли роскошествовали, впрочем, как и вся страна в целом на пятом году своей государственности. Но вот и весьма неожиданно обнаруженная в договоре позиция: «Рабочее время устанавливается для всех категорий работников, кроме сдельщиков – 6 часов»!
Кроме того, вызывают умиление, но и респект такие пункты колдоговора как: «Перерывы для женщин, кормящих грудью, должны иметь место через каждые три часа», «Начало периода отпусков и конец его устанавливается Р.К.К. в зависимости от местных климатических условий», «Издательство обязуется выдавать служащим и рабочим специальную одежду», стирка которой производилась ежемесячно и за счет учреждения. Корректорам, выпускающим, стеклографистам, ротаторщикам и др. предоставлялись халаты, фартуки, блузы, а багажникам-отправителям, рассыльным сторожам – плащи и тулупы, рукавицы и валенки зимой, сапоги и ботинки летом. Умывальники должны были снабжаться водой, мылом и полотенцами, а сотрудники – кипяченой водой для питья.
Завершая наше повествование, констатируем, что отчетный правовой акт, составленный старанием, прежде всего, функционеров губотдела союза просвещения и месткома «Северянки», несомненно, проникнут искренним уважением и заботой о том самом «человеке труда», которого сегодня, порою со снисходительной усмешкой именуют «работягой».
И таким образом, не все забытое старое априори является плохим, а новое – обязательно прогрессивным и устремленным к всеобщему благу. А как думаете вы?
Олег ДЕ-РИБАС, пресс-служба Государственного архива новейшей истории Костромской области (ГАНИКО)
«Северянка» - правда Победы! // Северная правда № 20. 2020. 20 мая. С. 19 (PDF)